Одни хранят время под
столом, в большой
коробке, как сухие
лепестки или опилки для
морских свинок. И когда
им нужно, то, не глядя,
черпают горстями: кучка
для друга, горсть на
работу, охапка —
посидеть на веранде с
любимой книжкой.
Конечно, пока
выгребаешь лепестки
времени из коробки,
часть просыпается между
пальцев, но они так
приятно пахнут, шорох
падающего времени
ласкает слух. И какая
разница, сколько осталось
лепестков, если пальцы
не касаются дна?
Другие хранят время в
запертом сундуке, как
тяжелые золотые монеты
или драгоценные камни.
Строго отмеряют
тяжеловесные кругляши и
меняют их только на
достойные вещи: кошель
— на выведение
потомства, туго набитая
мошна — на обустройство
гнезда, традиционная
монетка — в чью-то
протянутую ладонь. А
когда сундук показывает
дно, то весь капитал
оказывается вложен в
дело.
А у некоторых время
хранится в шкафчике, в
мерной бутыли толстого
стекла с притертой
пробкой. Они частенько
стоят с полной пипеткой
летучей радужной
жидкости в раздумьях:
капельку на «достичь»,
«узнать», «увидеть» или
«отдохнуть»? Вдруг не
хватит на самое важное?
А жидкость из бутыли
постепенно
улетучивается, даже если
не тратить ни капли,
оставляя на стенках
бурый, печальный осадок
воспоминаний.
столом, в большой
коробке, как сухие
лепестки или опилки для
морских свинок. И когда
им нужно, то, не глядя,
черпают горстями: кучка
для друга, горсть на
работу, охапка —
посидеть на веранде с
любимой книжкой.
Конечно, пока
выгребаешь лепестки
времени из коробки,
часть просыпается между
пальцев, но они так
приятно пахнут, шорох
падающего времени
ласкает слух. И какая
разница, сколько осталось
лепестков, если пальцы
не касаются дна?
Другие хранят время в
запертом сундуке, как
тяжелые золотые монеты
или драгоценные камни.
Строго отмеряют
тяжеловесные кругляши и
меняют их только на
достойные вещи: кошель
— на выведение
потомства, туго набитая
мошна — на обустройство
гнезда, традиционная
монетка — в чью-то
протянутую ладонь. А
когда сундук показывает
дно, то весь капитал
оказывается вложен в
дело.
А у некоторых время
хранится в шкафчике, в
мерной бутыли толстого
стекла с притертой
пробкой. Они частенько
стоят с полной пипеткой
летучей радужной
жидкости в раздумьях:
капельку на «достичь»,
«узнать», «увидеть» или
«отдохнуть»? Вдруг не
хватит на самое важное?
А жидкость из бутыли
постепенно
улетучивается, даже если
не тратить ни капли,
оставляя на стенках
бурый, печальный осадок
воспоминаний.